Юрий Драгунов: из физиков в конструкторы

AtomInfo.Ru, ОПУБЛИКОВАНО 31.07.2022

1 июня 2022 года Российская академия наук на общем собрании РАН избрала новых академиков и членов-корреспондентов.

В ходе тайного голосования академиком РАН по специальности «Энергетика» был избран видный учёный атомной отрасли, доктор технических наук, заслуженный конструктор Российской Федерации, научный руководитель космических ядерных установок АО «НИКИЭТ» (предприятие Госкорпорации «Росатом») Ю.Г. Драгунов, внёсший значительный вклад в развитие атомной науки и техники.

В связи с этим событием Юрий Григорьевич ответил на вопросы корреспондентов электронного издания AtomInfo.Ru.

ПРОДОЛЖЕНИЕ ПОСЛЕ ФОТО

Юрий Драгунов.
Здесь и далее - для просмотра щёлкните левой клавишей мыши.
Здесь и далее - автор фото Игорь Балакин (AtomInfo.Ru).

От МГУ до «Гидропресса»

Юрий Григорьевич, мы поздравляем Вас с избранием в ряды российских академиков!

Спасибо за поздравления! Избрание стало оценкой и моей предыдущей деятельности, и деятельности двух ведущих конструкторских и научных организаций атомной отрасли, ОКБ «Гидропресс» и НИКИЭТ.

Академики отметили Ваши работы по технологии ВВЭР или по космическому направлению?

Коллеги подошли к оценке моих работ комплексно, отметили оба направления. Важно отметить, что развитие проектов ВВЭР дало в своё время мощный толчок развитию науки как внутри нашей отрасли, так и в институтах Академии наук.

Юрий Григорьевич, расскажите немного о себе. Как Вы пришли в атомную отрасль?

Ответ может вас удивить. Атомщиком я стал случайно. Дело в том, что я закончил физфак МГУ. У нашего поколения физика была в моде. Мы смотрели и пересматривали фильм «Девять дней одного года», на физические специальности в вузах были огромные конкурсы. Если не ошибаюсь, то я поступал в условиях конкурса семь человек на место.

До защиты диплома я опубликовал с соавторами две статьи по физике. Моим научным интересом было изучение механизма взаимодействия нуклонных ассоциаций на примере таких реакций как ¹⁴N(D,α)¹²C.

Сам своими руками делал специальные плёнки, сам ходил их облучать. Что важно, доверяли. Персонал был, конечно, но совершенно спокойно доверяли студенту ночью работать и ставить эксперименты.

В дипломной работе я привёл теоретические распределения углерода, экспериментальные результаты и, конечно, их сравнение друг с другом и выводы. До сих пор считаю, что это был зачаток очень хорошей научной работы.

И как же физик-теоретик стал атомщиком?

По окончании университета мне предлагали разные варианты трудоустройства. Был Обнинск, был Саров, но я выбрал Подольск и не ошибся.

До сих пор с улыбкой вспоминаю, как был окончательно сделан выбор. Приехал я в «Гидропресс», зашёл к начальнику отдела кадров Алексею Алексеевичу Брызгалову. Он рассказал молодому специалисту о предприятии и упомянул, что научными руководителями у них выступают А.П.Александров и А.И.Лейпунский. Такие знаменитые люди! После разговора я был полностью уверен, что именно в «Гидропрессе» они и работают.

На самом деле мне повезло. Для человека многое определяется тем, с кем он встретился на начальном этапе трудовой карьеры. В моей судьбе огромную роль сыграл Василий Васильевич Стекольников.

Василий Васильевич Стекольников (1926—1997 гг.) — главный конструктор, директор опытно-конструкторского бюро «Гидропресс». Герой Социалистического Труда. Лауреат Государственной премии СССР.

Василий Васильевич – человек и конструктор уникальный. Требовательный, принципиальный, настойчивый, подходящий к любой работе комплексно и системно. У него я научился многому.

Первое задание, которое я получил от Стекольникова: «Гидропресс» должен считать физику». Он считал, что конструктор должен владеть основами физики не хуже, чем научный руководитель (Курчатовский институт). Вот такое задание мне было выдано, и потратили мы на него примерно девять лет.

На первых порах мне много помогло сотрудничество с ФЭИ. Была программа 9M, авторы Марчук-Кочергин-Невинница. Для того, чтобы лучше понимать нейтронные потоки на корпус, я ездил в ФЭИ, знакомился с их результатами, обсуждал возникавшие проблемы. Позже мы вспоминали эти дни с Гурием Ивановичем Марчуком, когда уже он приезжал в «Гидропресс».

Конечно огромную помощь мне оказали ученые Курчатовского института. Тогда я впервые познакомился со Скворцовым С. А., Сидоренко В.А., Луниным Г.Л.

Растрескивание коллекторов

Складывалось впечатление, что Курчатовский институт разработал для ВВЭР все научные основы и поддерживал разработки на должном уровне. Впечатление во многом правильное, но жизнь полна сюрпризов, и одним из них стала проблема коррозионного растрескивания коллекторов парогенераторов.

Первые проекты реакторов делались на инженерном и конструкторском энтузиазме, без глубокой научной проработки. По мере эксплуатации это начало сказываться, и оказалось, что без научной части дальше двигаться нельзя.

Так, на первых порах применялись нормы для обычной энергетики. Надежды были на высокое качество изготовления оборудования и сварки, что должно было обеспечить прочность всей конструкции. Но процессы, которые происходят на атомной станции, более глубокие и подчас неожиданные.

Вернёмся к коллекторам. Громаднейшая возникла проблема! Она приводила к непомерным затратам на ремонт и большим дозозатратам у персонала.

Василий Васильевич пригласил меня в свой кабинет и поставил задачу прямо: «Поскольку растрескивание коррозионное, это означает, что мы не в полной мере учитываем вопросы коррозии и нагружения. Необходимо сформулировать проблему совместного влияния материалов, среды и условий нагружения, надо её изучить и понять, что делать».

Сначала мы составили капитальную научную программу, по которой провели комплекс исследований на крупномасштабных моделях коллекторов. Нам удалось найти предельное состояние, с которого начинается коррозионное растрескивание.

А дальше была вторая часть работы – анализ распределения примесей, их накопления и баланса по контуру. Нужно было определить численные значения агрессивных примесей в отложениях на трубках и в коллекторе парогенератора в зависимости от концентрации примесей в питательной воде.

По мере нашего продвижения стало понятно, что, к сожалению, нормы водно-химического режима, которые были положены в основу проекта, на несколько порядков отличаются от того, что нужно. На этом научная часть работы была завершена.

Примеси – это медь?

Медь, хлориды... Особенно хлориды. И очень сильно примеси зависели от исходной воды. Это большая отдельная тема для разговора. Напомню только, что на Южно-Украинской АЭС всегда были проблемы, потому что там охлаждающая вода всегда была с большим содержанием солей.

Научную часть сделали, а дальше наступил этап внедрения. И потребовалось несколько лет для того, чтобы привести всё в порядок. Это стало основой того, что в современных проектах мы не имеем аналогичных проблем.

Как вы взаимодействовали с научным руководителем?

Сначала мы проявили самостоятельность, потому что в Курчатовском институте не было таких работ. Взаимодействие было налажено на последующих этапах, особенно при внедрении.

С эксплуатирующей организацией были непростые разговоры. Мы убеждали, что нужно менять подходы, а нам отвечали: «Нам проще заменять парогенераторы».

А может быть, они правы?

Нет, не правы. Потому что замена парогенератора – это полгода простоя и работа с опасными дозами облучения персонала.

В итоге можно сказать, что мы задачу, поставленную Стекольниковым, выполнили, и о коррозионном растрескивании коллекторов парогенераторов ВВЭР-440 сегодня и на много лет вперёд можно забыть.

Последствия TMI-2

С коллекторами мы разобрались, но практика подкинула новую проблему – результаты испытаний образцов-свидетелей материалов на корпусе реактора на «Ловизе». Они показали, что охрупчивание существенно выше заложенного в проекте.

Была разработана комплексная программа работ по обоснованию конструкционных материалов, меня назначили координатором. Активное участие в программе приняла отраслевая наука – Курчатовский институт, ЦНИИТМАШ, НИКИЭТ, ЦНИИ КМ «Прометей».

По-настоящему уникальные люди привлекались, вложившие многое в тематику конструкционной прочности – Бугаенко Сергей Евгеньевич, Филатов Владимир Михайлович, Ривкин Евгений Юрьевич, Карзов Георгий Павлович, Махутов Николай Андреевич и многие другие известные специалисты.

Обосновывать было непросто, потому что у заводов-изготовителей не хватало данных по составу материалов. Соответственно, и прогнозировать поведение материалов было не на чем.

Мы выполнили большой объём аналитической работы, провели испытания, проанализировали результаты и положили полученные выводы в основу норм расчётов на прочность. Также мы выработали рекомендации и формулы, после чего поведение материалов стало более-менее предсказуемым.

И тут наложилась авария на TMI-2 в США. После этого события начался переход на другие подходы к анализу аварий. Например, стали рассматривать малые течи с повторным повышением давления.

Меня пригласил Стекольников и сказал: «Требуется пересмотр всех подходов. Поручаю тебе координацию работ».

Я ответил прямо: «Василий Васильевич, я понимаю потоки нейтронов на корпус, понимаю физику. Теперь понимаю изменение характеристик материалов, о которых, когда я пришёл в «Гидропресс», представления не имел. Но анализ теплогидравлики, анализ регионов нагружения, анализ напряжений, конструкционная прочность, мероприятия по управлению ресурсом – я в этом пока ничего не понимаю».

Скептически был настроен и Евгений Васильевич Куликов из 16-го главка: «Ну что ты назначаешь Драгунова, он всех этих вопросов не знает. У вас же много ребят, которые всё это понимают».

Стекольников в ответ на наши возражения поставил точку: «Да, есть много ребят, они всё понимают, вот они и довели до такой ситуации, а Драгунов посмотрит независимо и системно».

На самом деле мне пришлось очень тяжело. Серьёзная программа, колоссальная задача. Вникать приходилось буквально во всё. Приведу один пример.

Вадим Павлович Спасков доказывал: «Если вы сидите в ванне, полной воды, и подадите в неё горячую струю, то вы её почувствуете. Струя дойдёт до вашей ноги. Поэтому нам надо считать консервативно – если идёт струя от системы аварийного охлаждения, то она попадёт на сварной шов».

У меня много лет лежали подписанные им расчёты, где реактор даже в исходном состоянии не обеспечивал сопротивление хрупкому разрушению.

Снова отвлекусь. Сегодня часто приходится слышать о том, что изобретена сталь, способная работать на АЭС 80 лет, 100 лет и так далее. Специалистам от таких слов становится неудобно. Не определяет одна только сталь, определять ресурс нужно комплексно, с учётом условий нагружения.

Вернёмся к проблеме горячей струи. Мне тогда отдали в распоряжение экспериментальный отдел «Гидропресса», и ему была поставлена задача – выяснить, как же идёт эта струя, как она перемешивается в опускном канале реактора.

Сначала был эксперимент на прозрачной модели с чернильной струёй. Увидели, что струя расходится. Далее перешли на металлическую модель с давлением, разработали эмпирические формулы. Тогда современных программ не было, и теоретические расчёты ещё нельзя было реализовать. В завершение провели натурный эксперимент на Кольской станции, после чего были окончательно выработаны подходы к проблеме.

Большой объём работ был выполнен по механике разрушения. У нас подход к сопротивлению хрупкому разрушению был простейший – критическая температура T_k0+30 и всё. Нам пришлось обосновывать критерии механики разрушения.

Испытывались до разрушения крупногабаритные сосуды с натурной толщиной. В Чехии был поставлен эксперимент на «Шкоде». У них была уникальная машина ZZ-8000, им поставили плиты натурной толщиной и 1500 мм длиной. Мы туда ездили, предлагали граничные условия, участвовали в испытаниях, потом сопоставляли результаты испытаний моделей с испытаниями образцов.

Фактически в результате нашей командной работы были сформулированы российские подходы по обоснованию сопротивления хрупкому разрушению, и они были закреплены в нормативной документации.

А потом всё сделанное потребовалось представить и обсудить на международном уровне. Меня направили в Чехию на семинар с участием представителей стран СЭВ. Волновался страшно, потому что не знал, как наши идеи будут восприняты. Но всё прошло хорошо, коллеги нас поняли и согласились с нами.

В МАГАТЭ наши методики прорабатывались и обсуждались неоднократно. Запомнилось одно совещание. Мы к тому моменту уже прекрасно понимали и хорошо чувствовали эту тему и догадывались, что у американцев ситуация обстоит не лучше, а хуже.

И вот идёт совещание, и американские коллеги предлагают нам вернуться к консервативному подходу к оценке прочности наших корпусов. Я говорю: «Я согласен с вашим предложением, но при одном условии. Давайте сначала посчитаем американские атомные станции, а потом примем решение для наших. Я вам гарантирую, что 70% ваших атомных станций в таком случае придётся остановить досрочно».

И каков был результат обсуждения?

Наши коллеги мгновенно изменили своё предложение и согласились с нашим подходом.

Юрий Драгунов

Парогенераторы «Тяньваня»

Следующая большая проблема, с которой мне пришлось столкнуться – дело о парогенераторах для АЭС «Тяньвань». Вы знаете, что там после пусконаладки обнаружились неприятности.

Знаем, а также знаем несколько версий случившегося. И хотелось бы услышать ответ от первоисточника.

Исходно выдвигалась версия, что парогенераторы перед отправкой были плохо законсервированы. Значит, «Гидропресс» и завод-изготовитель виноваты в том, что парогенератор пришёл на площадку повреждённым.

Но я понял, что за такое время эксплуатации, судя по нашему опыту, коррозионное растрескивание не должно произойти. Было что-то другое, иной механизм попадания примесей. На совещании у Румянцева я предложил наш вариант – при монтаже и осмотре не закрывали люк парогенератора, происходила конденсация при изменении температуры, морская влага конденсировалась на трубах.

Нам говорили: «Нет, это невозможно!». Потом предложили: «Хорошо, докажите это китайцам, если сумеете». И я поехал доказывать вместе с Евгением Александровичем Решетниковым, замминистра.

Мы залезли в парогенератор. Картина была ужасная, тяжелейшая. Потрогал я отложения – да, это серьёзно, такие должны трещать. Вопрос закрыт? Нет, я решил пролезть к глухому днищу. Не очень удобно было, но я пробрался и сделал снимки (мне разрешили взять с собой внутрь парогенератора фотоаппарат).

«Евгений Александрович, идите сюда!». «Ну чего я пойду...» «Фотографии смотреть будем вместе». А на фотографиях – блестящие трубки и чистый корпус, никаких отложений. Получается, гипотеза подтвердилась.

В России мы детально обсудили с учёными из «Прометея», что можно было бы сделать дальше. Пришли к выводу, что если хорошо провести промывку и потом жёстко держать требования по водной химии, то парогенератор будет работать.

Прошло какое-то время и в одной из командировок в МАГАТЭ я встретился со знакомым китайцем, занимавшим высокий пост. Он попросил приехать к ним для консультаций. Мы прилетели буквально на одну ночь, рассказали в общих чертах наши предложения и пообещали выслать полный пакет документов, если китайцы заинтересуются.

Заинтересовались... Материалы мы им прислали. Результат – парогенераторы до сих пор работают.

Финские пожелания и другие задачи

Следующая интересная задача касалась новых парогенераторов. Я стал инициатором создания парогенератора увеличенного диаметра.

Мы прекрасно понимали, что в ВВЭР-440 коридорное расположение трубного пучка оптимальное. Почему в тысячнике на это не пошли? Потому что не умещалась мощность и мешались ограничения по вывозу парогенератора по железной дороге.

И тут в Финляндии объявляют конкурс на пятый финский блок. Мы его проиграли, как известно, контракт получили AREVA и «Сименс» с блоком «Олкилуото-3». Пока конкурс шёл, я ездил туда в командировки и однажды у меня состоялся примечательный разговор.

Беседовали мы с финскими коллегами, обстановка была неофициальная, и они нам сказали: «Ваш парогенератор нам не нравится. Компоновка тесная, будет коррозионное растрескивание, мы его не возьмём».

Вернувшись в Россию, я дал задание: «Давайте сделаем парогенератор с коридорным пучком». Да, надо увеличивать диаметр, но тут удачно совпало с планами по увеличению диаметра корпуса реактора.

Естественно, появилось возражение: «Парогенератор увеличенного диаметра не получится вывезти по железной дороге». Но вмешался завод-изготовитель, «ЗиО-Подольск». Удивительное дело! Обычно заводы не любят новинки, но из-за обострившейся конкуренции на этот раз завод согласился взяться за новую для него работу.

Владимир Герасимович Овчар, заводчанин, человек инициативный, почётный гражданин Московской области, сам поехал к губернатору, чтобы решить вопрос транспортирования парогенератора по воде. Надо было укрепить несколько мостов, после чего получилось бы выйти на Москва-реку.

Получилось бы или получилось?

Получилось, но по-другому. На железной дороге провели модернизацию, и парогенератор в итоге прошёл по ней.

Мы понимали, что новый парогенератор нужен, что без него не будет движения вперёд, не будет ни АЭС-2006, ни ТОИ. Решение было трудное, но мы справились.

Как Вы считаете, в технологии ВВЭР осталось ещё что-то для науки?

Я очень сожалею о том, что были прекращены работы по ВВЭР-640, сейчас этот проект был бы востребован, в проекте есть интересные решения и было бы нужно научное обоснование.

Также у нас были варианты ВВЭР-300 на базе ВВЭР-640 (двухпетлевой) или на базе ВВЭР-440 (четырёхпетлевой). Был вариант интегрального ВВЭР-300, проработки по СКД. Как раз научные вопросы здесь определяющие. Что-то сейчас делается в этом направлении, но время потеряно.

По интегральной компоновке я выскажу своё мнение. Для неё нужна высокая степень отработанности оборудования, в особенности парогенераторов. А вот насосы должны быть доступны для обслуживания, потому что в насосе вращающиеся компоненты, и для насоса трудно обеспечить большой ресурс без обслуживания. В нашем интегральном проекте к насосам был обеспечен доступ.

По парогенераторам. В исходном состоянии они были, конечно, очень напряжённые. Взрывная вальцовка создавала слишком большие напряжения в конструкции. Сегодня, я считаю, технология парогенераторов для ВВЭР отработана хорошо. Не до конца понятен только 111-й шов, но и эту проблему в принципе ясно, как решать.

К повышению мощности энергоблоков я отношусь с осторожностью. Не вижу технической необходимости эксплуатировать созданные и отработанные опытом эксплуатации реакторные установки в форсированном режиме, во всяком случае это не повышает безопасность эксплуатации АЭС, о чём мы должны заботиться прежде всего.

Работа в форсированном режиме также неизбежно приведёт к сокращению возможностей для продления ресурса оборудования. Кстати, когда я пришёл в НИКИЭТ, одним из первых моих решений стало прекращение работ по повышению мощности РБМК. Жизнь показала, что это был правильный шаг.

ВРХ для РБМК

Юрий Григорьевич, Вы возглавляли НИКИЭТ в период большой работы по восстановлению ресурсных характеристик (ВРХ) РБМК.

Для меня это оказалось одним из самых трудных решений за всю жизнь. Против ВРХ возражали многие отраслевые организации. Нас приглашали на совещания и пытались убедить отказаться от восстановления характеристик.

Со своей стороны, я много общался с нашими конструкторами, посмотрел все материалы, что были в НИКИЭТ. В итоге я понял, что мы как минимум не навредим, а значит, за дело можно взяться.

Точку в спорах поставил Сергей Владиленович Кириенко. Помню наш с ним разговор. Он: «Понимаю, что есть разные точки зрения, что есть одна сторона, есть другая сторона, вопрос спорный. На кону определённая сумма в рублях. Готов её выделить главному конструктору, то есть НИКИЭТ, и знаю, что вы её не проедите. Вы выполните работу, получите научный результат, а если будет ещё и практический результат, то это даст колоссальный экономический эффект. Вы готовы взять на себя ответственность за весь комплекс работ?».

Я: «Да, готовы, только прошу не применять к нам конкурсные процедуры. Проведение работ и привлечение контрагентов без конкурса под ответственность персональную». Такое решение в итоге и было принято.

Конечно, колоссальную роль сыграл Евгений Олегович Адамов. Среди прочего, он организовал команду, сначала на базе НИКИЭТ, а затем и с подключением других отраслевых организаций – Курчатовского института, «Росэнергоатома» и многих других.

После многих лет работы по тематике ВВЭР Вы перешли в НИКИЭТ, институт-родоначальник РБМК. Как Вы относитесь к канальному направлению?

У меня нет предубеждений к канальному направлению. Я не против канальной конструкции, но она должна быть отработана с точки зрения всего контура. Не только с точки зрения активной зоны, но и с точки зрения всех трубопроводов, всех сварных швов, иными словами, с точки зрения системы в целом.

Если тщательный анализ покажет, что конкретная канальная конструкция позволяет работать надёжно, то она вполне имеет право на жизнь. В связи с этим добавлю, что НИКИЭТ сейчас прорабатывает новый вариант канального реактора, в том числе для наработки изотопов.

Дела молодёжные

Юрий Григорьевич, Вы заведующий кафедрой Э7 «Ядерные реакторы и установки» в МГТУ им. Н.Э. Баумана. Как Вы считаете, насколько сегодня молодые люди заинтересованы в работе в нашей отрасли?

Молодые люди разные. К сожалению, уровень подготовки и уровень конкурентности на технические специальности сегодня далеко уступает тому, что было. Я считаю, что если люди решились пойти на эту тематику, уже за это надо их благодарить.

Недавно у нас на кафедре состоялась очередная защита дипломов. Основная часть – хорошие выпускные квалификационные работы.

Успех обучения складывается из следующих составных частей. Во-первых, базовая подготовка на начальных курсах. Во-вторых, программа обучения по специальности, которую мы создаём, ориентируясь на нужды отрасли. В-третьих, высокая квалификация преподавателей. Мы стремимся сделать так, чтобы квалификация преподавателей была не ниже, чем квалификация конструкторов НИКИЭТ.

Наше важное конкурентное преимущество – постоянный контакт кафедры с отраслью, с НИКИЭТ. У нас в НИКИЭТ семь главных конструкторов, в том числе молодые – выпускники кафедры Э7. Как видите, обучение на кафедре приносит свои плоды.

Юрий Григорьевич, Вы сами – физик, ставший по ходу трудового пути конструктором. Почему бы НИКИЭТ не повторять эту удачную практику и не приглашать на работу физиков?

А мы и берём, у нас есть выпускники МГУ, много выпускников из МИФИ. В институте есть физический отдел. Но главные конструкторы всё-таки заканчивали нашу родную кафедру Э7.

Хотел бы добавить, что выпускники кафедры Э7 получают специальность «инженер-физик». Как видите, физик и конструктор неразделимы.

Конструктор должен понимать и физику, и теплогидравлику, и прочность. Поэтому все три направления у нас есть. Физика и теплогидравлика приближены к практике, к тем проектам, которыми занимается отрасль и НИКИЭТ. Прочность, на мой взгляд, пока ближе к теоретической, к нормативной, и эту часть мы собираемся укреплять.

Для студентов в этом году мы организовали микроконференцию, чтобы они учились выступать с докладами и излагать результаты своей работы. По итогам конференции было подготовлено три публикации.

Скажу, чего нам не хватает. Очень сложно стало проводить производственную практику на предприятиях. Практика на АЭС вырождается, и мы обратились в связи с этим в «Росэнергоатом», чтобы переломить негативную тенденцию.

Хороший контакт по поводу практики у нас с ЭЛЕМАШ, тем более, что там директор выпускник Э7. Я обратился по поводу практики на «ЗиО-Подольск» и в филиал НИФХИ им. Л.Я. Карпова в Обнинске.

Студентам очень не хватает производственной части, а ведь это всегда была сильная сторона Бауманки. Хорошо, что нам удалось восстановить отраслевую лабораторию с подкритическим стендом, завершается оформление лицензии и готовится программа для проведения практики на стенде. Бюрократических проблем гораздо больше, чем научных и технических, к сожалению.

Время, отпущенное на интервью, подходит к концу. Ещё раз поздравляем Вас с избранием в Академию наук!

Вы знаете, кто больше всего поздравляет меня с избранием? Те люди, которых я буквально заставлял заниматься наукой.

И в заключение хочу сказать – горжусь тем, что мне удалось выполнить мечту Василия Васильевича Стекольникова и организовать в «Гидропрессе» издание серии книг по основным направлениям проектирования ВВЭР. Знаю, что люди, принимавшие в написании книг участие, тоже очень гордятся этим.

Спасибо, Юрий Григорьевич, за интересное интервью для электронного издания AtomInfo.Ru.

Юрий Драгунов

Интервью подготовили и провели Игорь Балакин и Александр Уваров (AtomInfo.Ru).

Ключевые слова: НИКИЭТ, Интервью, Юрий Драгунов, Статьи

---

Другие новости:

В мире статус действующего имеют 440 блоков, статус строящегося 54 блока - PRIS

Учтено начало строительства в Китае первого блока с CAP-1000.

Лучшей АЭС России по итогам 2021 года признана Балаковская АЭС

На втором месте - Кольская, на третьем - Ленинградка.

Группа ОМЗ продала чешского производителя оборудования SKODA-JS энергетической компании CEZ

Сумма сделки не разглашается.

---

---

---

---

Поиск по сайту: